видимо, аж до самого катафалка.
(с) Вера Полозкова
Мой свет, ты слушаешь, я знаю. И лучше всех поймешь меня, как боль воспоминаний плавит стальные нервы у огня. Но не желаю забывать — твоя любовь, как солнце, грела. Страшней всего мне было стать и смыслом, и Вселенной целой, не приближаясь ни на йоту, буксуя точно по песку. Осталось на мобильном фото, где мы стоит висок к виску; коробка праздничных открыток, что ты без повода дарил; и тёплый в темени затылок да пара потемневших крыл.
Мой свет, я часто возвращаюсь к тебе, гуляя по дворам, где мы — смущенные — слонялись без повода и слёзных драм. Ты заложил во мне основу того, что движет в жилах кровь. Держу обещанное слово, счастливой становясь. Любовь со мною прежде не случалась — случится после, с ней. Она известный в будущем художник и утонченна, как струна. Слегка цинична и глумлива; ношу её кольцо, браслет. И, видимо, неизгладимый под сердцем поцелуя след.
Мой свет, мне хочется всего лишь узнать, чем дышишь ты и как теперь живешь. Бывает, смотришь на умирающий закат, что полыхает алой краской — твоего сердца слышу стук: там ангел бился в моей маске, ты же в моем — влюбленный друг. В одном похожи: это было и не вернется никогда. Не роя ранние могилы, не ставя честность на года, я свято верю: буду помнить до самой смерти — ровен час — зима, подъездный подоконник и нежность, что рождалась в нас.