А голова совсем не болит. На полу чинными рядами стоят банки из-под пива и тоника, Виталик давным-давно ушёл. Я хотя бы просыпаюсь теперь не в одиночестве - спасибо Тебе и на том. Предыдущие два дня мы почти не разговаривали - помнишь? Или ты запоминаешь только то, как я бросаю трубки? А из-за чего? Ты знаешь? - была ещё бутылка дешёвого вина. Моя, личная. Была. Я помню лишь то, что ты ни разу за эти два дня не позвонила мне самостоятельно. Я проживаю каждый день в страхе, что город тебя заберёт. Я на всякий случай освобождаю от себя место - готовлю себя к тому, что ты не сможешь мне впредь столько же давать. Что на тебя повлияло - Город? Или ты всегда была такой? Звонить мне для тебя стало унизительным, ты ставишь условия, отдаёшь приказы и - смешно сказать - покупаешь мои звонки. И теперь в отместку За - Боже, да за что?! - пытаешься унизить меня. В каждой моей просьбе позвонить ты видишь принуждение - и ты (О, боги!) за два дня стала слишком гордой чтобы... "подчиняться"? Нет - за три. Когда-то ты упрямо не хотела звонить, дожидаясь меня. Ты это называла уступками и просила о них - словно прежде только ты звонила мне, а не наоборот. Знаешь ты об этом или нет - последним сообщением ты не оставила мне выбора. Знаешь?
А я, дурачок, наивно и глупо люблю тебя. Я, дурачок, сутками живу для тебя. Я, дурачок, зарываюсь в аудиториях только на первых рядах - там, где нет никого кроме меня. Там - я и ты во мне, никак иначе. Мы пустыми равнодушными глазами смотрим на преподавателя, механически записываем что-то и улыбаемся невпопад - когда вспоминаем. А я, дурачок...